Cкачать fb2 908,9 Кбайт Читать 2 страницы онлайн. Для дошкольного возраста. На этом сайте вы можете бесплатно послушать аудиосказки, аудиокниги и радиопостановки онлайн Здесь можно послушать аудиосказку Гусилебеди. Нижний Реутец, Курская губерния. Воробьв Константин Дмитриевич Константин Дмитриевич Воробьев родился 2. Окончил сельскую школу семилетку, курсы киномехаников. За стихотворение На смерть Кирова был исключен из комсомола и вскоре уволен. Поводом послужила найденная у него книга об Отечественной войне 1. Я верю вынесу войну, сто ран приму, но выстою. Себя верну, любовь верну, и щедрую и чистую. Оформление выставка книг К. Д. Воробьева, иллюстрации к рассказу Гусилебеди. Организационномотивационный этап. Найти Площадь Неправильной Фигуры. Гусилебеди. Константин Воробьев. Константин Воробьев Гусилебеди. МОЯ ОЦЕНКА. Продолжил учебу в Москве в легендарном военном училище им. Верховного Совета РСФСР. Вместе с ротой кремлевских курсантов осенью 1. В бою рота гибнет, а молодой командир под Клином попадает в плен и оказывается в фашистском концлагере в Литве. В 1. 94. 3 г. В том же году, находясь в фашистском тылу, Воробьев написал свою первую повесть Дорога в отчий дом, опубликованную только в 1. В повести описаны страшные события, которые пришлось пережить автору фашистский застенок, концлагерь, расстрелы товарищей. После освобождения Советской Армией Шауляя Воробьев был назначен в этом городе начальником штаба ПВО. Content/BookImages/30902_cover.jpg' alt='Воробьев Гуси Лебеди' title='Воробьев Гуси Лебеди' />Константин Дмитриевич Воробьев родился 24 сентября 1919 г. Герой рассказа Гусилебеди тоже переносит боль поспартански. Аудиосказка Гусилебеди представлена в формате mp3. Любую аудиосказку вы можете слушать онлайн или скачать без ограничений. С 1. 94. 7 по 1. 95. Его первый рассказ Ленька 1. В рассказах конца 1. Герой последующих произведений Воробьева наделен автобиографическими чертами. Писатель рассматривает его судьбу во взаимосвязи с важнейшими драматическими моментами истории страны. В начале 1. 96. 0 х гг. Воробьев рассказывал о той невероятной яви войны, которой сам стал свидетелем во время боев под Москвой зимой 1. В произведениях середины 1. Воробьев стремился рассказать правду о гибели русской деревни. Это стремление воплотилось в повестях Почем в Ракитном радости 1. Друг мой Момич 1. Воробьев проводил важную для него мысль о том, что трагедии деревни, войны и плена имели общие корни разрушение нравственных и социальных основ жизни при Сталине. Герои лейтенантских и деревенских повестей Воробьева, а также его рассказов, после страшных испытаний оказывались способны на духовный взлет. Он понимал, что герои этих повестей живут во то время, когда не стало личности, индивидуальности, и этим усложняется их нравственная задача. Незадолго до смерти писатель работал над романом Крик, который должен был стать продолжением одноименной повести. Определяя его сюжет, он писал, что это просто жизнь, просто любовь и преданность русского человека земле своей, его доблесть, терпение и вера. Умер К. Воробьев в Вильнюсе 2 марта 1. Воробьеву была посмертно присуждена премия им. Сергия Радонежского, а в 2. Солженицына. В 1. В начале 9. 0 х гг. В двух из них фотографии родственников и самого писателя. Третью оставили жилой русская печь с полатями, деревянные скамьи, стол. Фасад дома и его интерьер воссозданы по воспоминаниям односельчан. Памятник К. Воробьеву в центре Курска      Евгений Носов. ОН ЛЮБИЛ ЭТУ ЗЕМЛЮПеред тем как начать эти строки, я развернул карту моей курской стороны и долго вглядывался в ту ее полуденную часть, где к тонкой синей прожилке безымянного ручья прилепился похожий на рыбью икринку топографический кружок села Нижний Реутец. Из этой то икринки и вышел в большой свет своеобразный и яркий художник Константин Дмитриевич Воробьев. Родился он всего в одном дне ходьбы от моей деревни, и получилось, что некогда, еще мальчишками, мы видели одни и те же восходы и закаты, слышали одни и те же майские громы и поди что мокли под общими ливнями. Да и хлеб ели почти с соседних полей и жили и росли по единым обычаям, дошедшим к нам от общих наших предков пахарей и воинов земли Северской. Но так случилось в круговерти жизни, что не знали мы друг друга почти полвека и встретились теперь горько сознавать это лишь незадолго перед кончиной Константина Дмитриевича. И, чувствую, догадываюсь, как нужны мы были друг другу, почти одновременно вступившие в литературу, трудно, вслепую искавшие туда дорогу, как важны были нам в ту пору взаимная поддержка и ободрение. Открытие, что Константин Воробьев мой земляк, пришло не сразу, исподволь, через его книги. Впервые я прочитал его более десяти лет назад, когда он был уже зрелым мастером. Это была повесть Убиты под Москвой. В общем потоке тогдашней литературы о войне она остановила меня, как останавливает в картинной галерее, повергает в волнующее смятение, скажем, суриковское полотно Утро стрелецкой казни. Повесть эта, будучи воистину оптимистической трагедией, поразила меня, как и все его последующие произведения, остротой и Дерзкой смелостью письма, предельно обнаженным драматизмом, от которого буквально холодело сердце, каким то особенным крутым замесом сюжета, человеческих судеб и характеров, своеобразием самой техники раскованного энергичного мазка. Уже тогда я понял, что имею дело с писателем, обладающим недюжинной натурой и непростой личной судьбой. Я давно приметил прямую, неразрывную связь между характером произведения и личностью ее творца. На этот счет вполне применима емкая русская пословица каковы сами, таковы и сани. Человек по складу своему рассудочно созерцательный, склонный к размеренности собственного бытия, оберегающий свою персону от ушибов и добросовестно блюдящии веления журнала Здоровье, способен воссоздать лишь нечто себе подобное, тоже рассудочно созерцательное, вялое, безмускульное детище, хотя, может быть, и весьма пухлое по количеству страниц. Подобная натура предпочитает, как правило, иметь дело с уже остывшим словом методом, так сказать, холодной обработки. Неспешно полистывает он толковые кирпичи, высматривает и примеряет подходящее словцо, роется в загашниках записных книжек, расчетливо подтачивает и подпиливает каждую фразу, как пригоняют зубные протезы, и лишь после всего этого прочно и основательно сажает, как ему кажется, на вечный цемент. Что что, но уж такому умельцу не дано написать ни Убитых под Москвой, ни Крика, ни. И всему роду твоему. По крайней мере так, как это написано Константином Воробьевым. Вот почему сквозь его взволнованные страницы еще заочно угадывается человек, наделенный личной отвагой, пламенным гражданским мужеством, взрывным зарядом темперамента и самопожертвования, чутким и ранимым сердцем, в чем я и убедился уже потом, при близком знакомстве с писателем. Константин Воробьев любил работать в горячем цехе, со словом, которое только что из пламени пылающего воображения. Оно еще дышит жаром, стреляет колкими искрами, обжигает самого мастера, и тот, благоговея над ним, испепеляющим, непокорным и прекрасным, размашисто, пока еще не остыло, гранит его на звонкой наковальне. Я представляю, каким усталым, измотанным, весь в ссадинах и ожогах отходил он от своего горнила. Это было поистине Прометеево искусство. Да, собственно, на этом огне он и сгорел преждевременно, так и не дочеканив заветных своих страниц. Тому свидетельство оборванная строка в прекрасной повести И всему роду твоему. Константин Воробьев принадлежит к тем не частым писателям, которых потом многократ перечитывают. Уже известно, чем начинается и чем заканчивается то или иное произведение, а вот почему то опять тянет к книге, хочется перелистать еще и еще. И это повторное, уже неспешное, углубленное постижение художника не менее радостно, нежели изначальное его открытие. Для меня же это постоянное перевирание воробьевских строчек, подобное тому, как пересыпают жито из ладони в ладошку, еще более приблизило ко мне писателя, поскольку то здесь, то там, как чудесные взблестки, встречались в словесном зерне щемяще близкие, до трепета родные находки. И было удивительно, откуда писателю, далекому от наших мест, от нашего подстепного говора, живущего где то в Прибалтике, доподлинно известны те редкие и уже почти забытые речения, какими пользовались еще моя бабушка очутить на дубу, воробьиные кытечки, галить лемехом землю, почурюкать и т.